Святой Ахуил.
Выдаю вам на прочтение первую публикацию. недописанного произведения. Всё будет дорабатываться, видоизменяться и прочее... интересно услышать ваше мнение, что думаете...
Самое главное, жду рецензию с вашим отношением к главным героям - Гордею и Ро
В общем цените... отзывы "понравилось"/"не понравилось" не канают.
читать дальшеПрисяжные смотрели на Гордея с жабной ненавистью. Он первый, кто не предложил им поделиться своим годовым доходом с судом, тем самым, нарушая вековые традиции Аквитании.
-Подсудимый, суд повторяет свой вопрос. Вы признаёте свою вину? – громкий голос разрезал гробовую тишину, притаившуюся в высоких куполах здания.
Мужчина лет сорока пяти сидел за широким столом и молча курил. Верховный суд пять лет назад разрешил подсудимым курить во время заседания, и все пользовались случаем накуриться вдоволь до заточения. Но Гордей не курил, он впервые взял сигарету в руки, чтобы не нарушать и этих традиций. Это бы окончательно свело присяжных с ума.
-Нет, Ваша Честь, я не признаю свою вину потому, что… - Гордей осёкся в ответ на толчок адвоката.
Присяжные ответили дружным ропотом.
-Ты что делаешь, мы же договорились… - неровным голосом, срываясь на визг, прошептал представитель защиты.
-Я даю тебе возможность отработать деньги, что ты получил – равнодушно ответил мужчина.
-Подсудимый, вы проинформированы о поправке в законе, гласящей, что человека признавшего свою вину нельзя приговорить к высшей мере наказания? – монотонно спросил судья.
-Да, Ваша честь… я проинформирован и осознаю все последствия, которые могут повлечь мои слова.
-Хорошо, предоставляется слово защите.
-Спасибо, Ваша честь – начало речи адвоката напоминало какой-то шотландский напев. – Кого вы видите перед собой? Это не равнодушный убийца, это жестокий грабитель, не ловкий жулик… Это математик-теоретик.
-Физик! – поправил Гордей и засмеялся.
-Прошу прощения… Физик! – исправился адвокат и продолжил – Он не совершил ничего аморального по человеческим меркам, не совершил ничего преступного против граждан нашей страны, он не покушался на государственную безопасность.
-Как же? – взвизгнул прокурор – Хочу напомнить вам, что мысли о порче оборонительных сооружений и государственного военного имущества наказуемо по законам военного времени согласно девятнадцатой поправке статьи сто восемьдесят шесть закона «О несении ответственности за угрозу государственной безопасности».
-Кхм… - кашлянул судья и неодобрительно покосился на прокурора. Номера такой поправки и статьи никто из присутствующих не знал, да и вероятнее всего такой не существовало, поправки редко превышали номера пять, в этом и заключалась ошибка прокурора, он даже закон сформулировал неверно, упустив слова «административной и уголовной» пред словом «ответственности», но замечания никто не сделал. Номеров статей и поправок не знал практически никто, но произносить их было положено по протоколу, хотя значение имела статья, по которой вынесено обвинение. Кстати, как с цинизмом заметил, Гордей обвиняли его по одной статье, а назывались разные цифры, но и на это, как обычно, никто не обращал внимания.
-Но военное время давно закончилось – возразил адвокат на подъёме.
-А законы никто не отменял – возмущённо выкрикнул противный маленький толстый присяжный в круглых цилиндрических очках, вскакивая с места. – Согласно поправке…
-Я прошу присяжных перестать выполнять обязанности обвинения и защиты. – Перебил его судья – продолжайте…
-Я повторяю он физик-теоретик! Он не планировал ничего уничтожать, он всего лишь предположил, что сплавы металлов, использованные в военных укрепительных сооружениях, не совершенны и могут быть уничтожены. Он разработал теорию по их разрушению направленно-циркулярным взрывом. Вот вы… - обратился адвокат к тому маленькому присяжному – насколько мне известно, вы - биолог. Вы можете сказать мне, что любой организм в идеальных условиях существования, хоть и идеально здоров, но слабее, чем организм, подвергающийся контактам с различными инфекциями. Система не станет лучше, если её расхваливать, но если критиковать… Мой подзащитный избрал именно этот путь. Он искал слабые места в системе, не для того, чтобы использовать их в целях собственной корысти, но для их исправления.
-Протестую! – Выкрикнул прокурор – Но если ОН не хотел использовать это в целях корысти, то ему не следовало разглашать эту информацию среди посторонних людей, который в свою очередь мог продать информацию потенциальному врагу. Это подходит под статью о разглашении информации, которая может навредить…
-Простите, перебью… - прервал его адвокат – Как вы могли заметить прокурор нарушил протокол не сказав номера статьи, я не говорю, что он не знает ничего в законах, но просто такой статьи нет. Если вы имели в виду статью номер девяносто шесть пункт три, то там говорится о разглашении информации, к которой обвиняемый имел доступ. О информации, к которой он пришёл своим умом, не говорится нигде. Скажу больше, если бы кто-то из посторонних людей, которые ему, кстати, приходились коллегами, использовал его мысли, то подзащитный смог бы уже сам подавать на них в суд. –Некоторые из присяжных засмеялись, но сразу замолчали после удара молотка судьи.
-Я прошу защиту быть уважительными к суду и не проявлять своё остроумие.
-Прошу прощения, Ваша честь. Но это напоминает мне дело номер девять тысяч пятьсот три от двадцать шестого октавра семьдесят второго года от образования, когда за публикацию в научном журнале статьи о ошибке в программе управления РВМС, десять учёных, трое из которых были ведущими научными деятелями Аквитании приговорили к расстрелу, а в последствии делом от седьмого ангелия семьдесят третьего года от образования приговор отменили. О своевременности напоминать не собираюсь.
-Я прошу не заносить в протокол слова защиты и присяжных не принимать к сведению при вынесении решения. Защита использует дело не имеющее никакого отношения к сегодняшнему.
-В таком случае я закончил. – Адвокат сел на место и склонился к Гордею – мог бы не смеяться, когда я давил на жалость. Видишь, присяжные против нас… зря ты отказался дать взятку.
-Пока ты там ораторствовал – с выражением лица, будто сейчас решают не его судьбу, прошептал Гордей – тут передали записку… тебе… держи.
Судья что-то громко говорил, прокурор стал, а адвокат, расплываясь в улыбке, словно увидел шикарный, неизбежный для соперника мат в несколько ходов, читал записку.
-Прошу прощения, Ваша честь. – Вскочил с места адвокат, если суд не возражает, я хочу пригласить свидетеля, о котором не имел возможности предупредить.
-Суд не возражает – ответил судья, успокоив несколько выкриков присяжных ударами молотка от стол.
-Это Ро! – торжественно произнёс адвокат и экранно указал на дверь.
***
В широкой зале было тихо, словно в радиусе пятисот миль не было ни одной живой души. Но это было не так. На трибуну поднялись двое в длинных балахонах и встали напротив друг друга.
-Я выношу кандидатуру на присвоение статуса божества нашему честному брату – Ро.
-Я возражаю – выбросил руку вперёд кто-то, из сидящих в первом ряду, - мы не смеем присваивать статус божества людям не прошедшим всех уровней знаний о мироздании. Это невежество.
Силуэт выпрямился и отошёл от широкой двери. В замочную скважину не было видно ровным счётом ничего. Можно было только немного слышать. Он ходил, качался, переминался с ноги на ногу и так уже пять часов. В зале шло какое-то непонятное заседание.
Вдруг дверь открылась, и из неё показался молодой парень, стягивающий через голову золотой балахон. Он пошёл в противоположную сторону, напевая себе под нос речитативом:
«Ско-Ро, будут говорить все о Ро,
Скоро будет время Ро, это будет очень скоро!»
-Ро, ты куда! - Окрикнул силуэт и побежал вслед за ним. Свет узкого окна мельком осветил его кучерявую голову, худощавое телосложение и стильные очки в прямоугольной оправе.
-А, Гордей, я тебя не заметил, ну как у тебя? – засиял белоснежной улыбкой Ро своему приятелю сверстнику.
-Меня взяли на физический. Сегодня проходил собеседование, а ты как?
-Мне приписали экзамен по мирозданию для присвоения статуса божества…. В общем, всё не так плохо – парень скомкал балахон, кинул в специальный ящик, и они вышли на улицу…
-Я никогда не понимал…. Ну зачем тебе это надо? Ты сам отдаёшь себе отчёт, что экзамен по мирозданию – это идиотизм. Если существует формула жизни, то она неразрешима, так как в ней слишком много неизвестных. Понимаешь? Первые, кто начали твоё дело придумали какую-то идею про мироздание и сейчас требуют от тебя слепой веры…
-Всё на свете слепая вера, даже все твои аксиомы.
-Ро, что происходит? – Гордей бросил не понимающий взгляд на товарища.
-Не знаю…
Со стороны парка раздавались крики. Из цветущих алей выбежали какие-то люди с огромными, разноцветными транспарантами и направились к главному зданию Совета.
-Гордей, сюда, живо. – Крикнул Ро другу и потащил за его шиворот с крыльца старой постройки, принадлежащей прошлому столетию.
Люди плотным кольцом окружили крыльцо практически сразу, как два приятеля успели отбежать. Гордей, остановившись через сто метров, оглянулся и закричал убегающему парню:
-Ро, что происходит, мать твою?
-Беги, дружище… лучше беги.
За их спинами люди скандировали: «Мы хотим знать правду! Мы хотим знать правду». Гордей собрал густую слюну с пересохшего рта, плюнул на дорогу и побежал за другом.
***
Спроектированное на стену изображение показывало взрывы, падающие самолёты и сожженные города. «Противник был отброшен назад на пятьдесят километров. По предварительным подсчётам потери после боя составили пятьсот человек, примерно поровну с каждой стороны. Точно стали известны фамилии шести солдат девятнадцатого технического батальона, погибших при разминировании четырёх стратегически важных объектов, оставленных за собой отступающими. Это…»
-Выключи – скомандовал мужчина лет тридцати в форме капитана армии Аквитании. Нашивки на его куртке говорили всего три вещи: звание, группу крови и принадлежность к определённому роду войск. Это был командир девятнадцатого технического батальона. Рядом собирала шприцы, бинты и лекарства в коробку, медсестра. Она была вызвана к контуженому капитану, оказавшемуся в опасной близости к эпицентру взрыва.
Капитан встал, снял куртку одетую только на одну руку, потому что вторая была только что забинтована, надел очки и начал что-то писать в толстую тетрадь. Через минуту перьевая ручка, окаймленная золотом, остановилась. Офицер швырнул её на стол, снял очки, откинулся в кресле и заплакал.
В коридоре раздались шаги, хруст битого стекла, на который кто-то наступал, и дверь комнаты открылась.
-Гордей, друг мой… - услышал за своей спиной капитан – здравствуй, давно не виделись.
Кресло повернулось, и помимо рыжей головы показалось и всё остальное. В кресле сидел Гордей с перевязанной рукой, весь его голый торс был покрыт шрамами, которые оставляли за собой осколки.
-Как жалко ты выглядишь…. Твоё призвание – физика, а не война.
Офицер посмотрел на гостя, пробежал по его фигуре облаченной в длинный балахон небесно голубого цвета. Он узнал этот голос, узнал это лицо, но был настолько убит произошедшим, что не мог обрадоваться явлению своего друга детства, Ро.
-Гордей, друг мой… - повторил Ро, его глаза выражали боль, но не физическую, даже не душевную… боль которую он впитывает из вне и пропускает через себя – твоё призвание – физика, но никак не война. Что ты делаешь с собой?
-Ро, что ты на себя напялил? – процедил сквозь зубы Гордей, помогая себе встать с кресла единственной дееспособной рукой. – Перешел на очередной уровень званий?
Воцарила гробовая тишина. Тусклый свет падал на лица друзей, отбрасывая тени на каждый изгиб скул, бровей. И эти тени казались настолько выразительными, что слов не надо было… говорили они, они и эмоции. Из комнаты вышли все, кто находился до прихода Ро, наверное, они ждали этого.
-Меня назначили хранителем ключа знаний – начал Ро, но Гордей перебил его.
-А меня заставили людей вести на смерть. – Крикнул капитан, отличавшийся поразительной сдержанностью. – Ты, правда, хочешь поговорить об этом?
-Нет, я вижу, ты не воспринимаешь меня как друга. А ведь я тот, кто помнит о тебе, наверное, гораздо больше чем другие.
-Ты, так думаешь? О чём ты хотел говорить. Садись! – Гордей небрежно подвинул обшарпанный табурет, и сам рухнул в кресло.
-Гордей, знаешь, быть может момент не самый подходящий, но ты сам знаешь, что для Совета нет такого понятия, как «деликатность». Нет такого понятия, как «подождать» и может быть момент не самый подходящий…
Гордей хорошо знал своего друга, который всю жизнь был прямолинеен и никогда не повторялся, сейчас Ро нервничал, и это сильно его настораживало.
-Давай ближе к делу, чего ты от меня хочешь? – выстрелил словами капитан. Ро поднял глаза и безразличным взглядом смотрел куда-то сквозь друга.
-Совет пытался договориться с правительством, но сам понимаешь…, военное время, на встречу никто идти не собирается, и мало того, оно издали пару законов запрещающих Совету вмешиваться во все военные дела Аквитании. Это оружие Империи… ну, которое подлежит незамедлительному уничтожению, согласно закону…
-Всё, замолчи…, я понял – перебил его Гордей и встал – Нет…, Сразу прошу избавить меня от предложений подумать. Это окончательное моё решение. Если мне поступит приказ, то будем говорить по-другому…
-Гордей, ты не понимаешь…, никто не понимает…, их нельзя уничтожать. Выдавай нам местонахождение объектов, ты спасешь своих людей, ты спасешь Аквитанию – Ро поднялся вслед за Гордеем, - Ты - мой друг, разве я смогу попросить тебя о том, что пошло бы тебе во вред?
-Знаешь что, Ро? – капитан резко повернулся к собеседнику – Ты – мне друг? Совет заботится обо мне и моих людях? Да я солдатам Империи доверяю больше, чем вам всем и тебе в частности – глаза Гордея пылали гневом – Они смотрят на меня, и я читаю в их глазах ненависть и желание убить меня. А ты? Что ты? Вы там шушукаетесь в своих залах за моей спиной, отсиживаетесь, постигаете законы мироздания, храните ключи знаний, мудрости, жизни, мира. Хрена ли они кому сдались эти ключи мира, когда война уже давно вошла в каждый дом…
-Гордей… - Ро протянул руку к плечу капитана.
-Замолчи, Ро… Вы шепчитесь за моей спиной, ко мне приходит человек в голубом платье, называет себя другом и советует: «Гордей, поверь мне… отдай то, не скажу что, тому, не скажу кому, затем, не скажу зачем. Предай родину. Так будет лучше». И все это… в мой день рождения. Уходи, Ро!
-Гордей, не забывай, что согласно поправке номер девятьсот четырнадцать от семнадцатого…
-Слышишь! Ты решил меня окончательно вывести из себя? Вам в совете вообще делать нечего? С дуба рухнули? Ну, сместили вы время на один день назад, только от этого ни я, ни они все – Гордей дернул гостя за плечо, развернув его лицом к потухшему проектору – не проживут на день больше. Я сказал, Ро… уходи, ты зря пришёл!
Ро молча опустил глаза: «Гордей, твоё призвание – физика, но никак не война, что же ты с собой наделал?». Балахон зашуршал, цепляясь за куски известки и битого стекла. В комнате стало пусто…
***
На улицах маленького городка было тихо, все жители прилипли к телевизорам. На первом и единственном этаже маленького домика на окраине городка мерцал голубоватый цвет «ящика», но звука не было.
-Папа, телевизор опять не хочет работать! – закричал десятилетний мальчишка и, пытаясь попасть с дивана ногой в тапок, начал слазить.
В комнату зашёл высокий мужчина в потрепанных джинсах, протирая большие круглые цилиндрические очки.
-Гордей, ты опять что-то не так переключил? Я тебе сколько раз запрещал самому включать телевизор. Что ты молчишь? Я тебя спрашиваю.
-Тиба, не кричи на ребёнка – отозвалась из кухни мать – сам собрал неработающий агрегат, сам и чини, а ребенка мне не порть, а то ещё заденешь самолюбие мальчика, пойдёт по твоим стопам. – Нежные, пахнущие свежим тестом, руки опустились на плечи ребёнка – правда, милый?
-Нет, - надулся ребёнок – я хочу быть как папа, я ему сделаю новый телевизор.
-Ну, вот приехали – ответила женщина, и комната наполнилась нежным смехом.
-Папа, тогда можно я пойду смотреть к Ро? – не дожидаясь ответа мальчик поднял глаза на мать – ну, пожалуйста!
-Я сейчас доделаю, ещё минуточку – прохрипел отец, уронив на пол маленький железный цилиндрик с миниатюрной вилкой на конце.
-Да, пусть идёт ребёнок. – хлопнула по плечу Гордея мать и добавила – к ужину не опоздай.
Гордей побежал обуваться, а тем временем в комнате шипение сменилось голосом диктора: «Сегодня пятнадцать суверенных государств ранее входящих в Единый Союз Наций официально оформили своё объединение в одно государство, провозглашённое Империей Союзных Наций. Теперь это самое большое государство, которое когда-либо существовало на нашей планете. Император сразу после иногурации объявил о разрыве всех отношений с Аквитанией и выступил с речью перед праздничной демонстрацией на главной площади…»
Мальчик заглянул в комнату, в телевизоре мелькали красные флаги, счастливые лица. Он задумался, почему не рады этому известию родители и выбежал из дома, хлопнув дверью.
Ро жил с отцом в доме через дорогу. Он был на два года старше Гордея, но это никак не влияло на их дружеские отношения. Дверь долго не открывали, наверное, потому что дом Ро был в три раза больше, и звонок могли не слышать. Мальчик встал на носки, дотянулся до звонка ещё раз, но не успел он позвонить, как дверь открылась. На пороге стоял отец Ро, всю жизнь будораживший воображение всех соседских детей. С той неизменной бородой, в неизменно бирюзовом балахоне, и неизменно доброжелательной улыбкой.
-Привет, Гордей, - вскрикнул Ро из-за спины отца – проходи.
Гордей прошмыгнул мимо мужчины, даже не поздоровавшись, после чего почувствовал себя крайне не удобно. «Ух, если об этом узнают родители, мне достанется» - подумал мальчик, поднимаясь по ступенькам вслед за другом.
-Смотри, что я тебе сейчас покажу – ухмыльнулся Ро, открывая дверь в свою комнату. – У меня новый аквариум.
В комнате приятно пахло какими-то полевыми цветами, это были любимые цветы мамы Ро, и этот запах последнее, что он помнил о ней. После её смерти отец ещё долго собирал их, а теперь это занятие перекочевало и к Ро. Большие окна наполняли комнату светом, но помимо этого, выходя на дорогу, демонстрировали людям благосостояние семьи. Вдоль стен были расставлены аквариумы разного объема, с разными лампами, кормушками, декорациями, но совершенно одинаковыми рыбками.
-Ро, но ведь рыбки точно такие же? Какой смысл иметь столько аквариумов, если у тебя одинаковые рыбы? – удивился Гордей.
-Ничего ты не понимаешь! Я смотрю, какие из них лучше будут расти. Вот этих я кормлю особым кормом, у этих больше воды, в этом аквариуме больше света, здесь температура выше, тут ниже, а в этот я натуральные растения заменил декорациями. Ничего ты не понимаешь.
Гордей действительно ничего не понимал. В его голове действительно зарождался аналитический ум ученого, но в вопросах экспериментов над животными он всегда будет категоричен.
-Ро, а у тебя телевизор идёт, а то у нас опять сломался?
-Да, идёт, только вот там ерунду какую-то показывают, так что ты думаешь о рыбках…?
***
Высокая арка дверей кабинета, у входа в который в угрюмом молчании ожидали трое членов совета в зелёных туниках, не могла сдержать весь грохот спора, разворачивающегося внутри.
- Ро, ты не можешь допустить этого! Ты сам знаешь, что этот приговор просто фикция. Да и всё судебное заседание тоже фикция.
- Гордей, ещё ничего не произошло, а ты уже поднимаешь панику. Успокойся. – ответил спокойный голос хранителя ключа знания.
-Ро, шесть присяжных из девяти в прессе резко критиковали действия Миттель Шпиля, осуждали его и доказывали его виновность, по-моему, это несколько больше, чем первый знак к тревоге. Ты имеешь право наложить табу на решение суда, так почему ты не можешь спасти жизнь десяти невиновным людям. Их статья не принесла никакого вреда, понимаешь? – Гордей кашлянул и сделал небольшую паузу – Ро, я никогда тебя не просил использовать свои возможности ради меня… это первый раз, когда…
-Гордей, друг мой… я знаю – с комнате воцарилась тишина – зато я просил тебя злоупотреблять своими полномочиями, когда это было необходимо всей Аквитании, но ты ответил отказом… ты должен меня понимать…
Ожидающие переглянулись и направили взгляд в плотно уложенный тонкими осколками мрамора пол. Из-за дверей раздался быстрый топот, дверь широко распахнулась, и из неё показался высокий, худощавый, рыжеволосый мужчина, перекинувший через плечо смятый пиджак, верхние две пуговицы рубашки были расстегнуты, выпуская наружу редкие рыжие волосы. Гордей неожиданно остановился, повернулся в сторону двери вытянул руку с выставленным худощавым указательным пальцем, несколько секунд потряс им в воздухе, словно хотел сказать что-то на последок, указывая на собеседника, но не нашёл слов и со всей силы хлопнул дверью. Дверь отворилась практически сразу, из неё показался Ро, лицо его потускнело, опало, и хранитель ключа знаний выглядел на десять лет старше.
-Гордей, вернись! – Ро крикнул в след, достающему из левого кармана брюк смятый галстук Гордею, но тот только отмахнулся.
-Господа присяжные, защита и обвинение. – Начал свою речь судья, по традиции закрытый от глаз толстым чёрным полотном. – Мы присутствуем на разбирательстве дела номер девять тысяч пятьсот три от двадцать шестого октавра семьдесят второго года от образования. Подсудимый, суд просит Вас встать.
Из-за стола поднялся тучный, полностью поседевший мужчина в больших цилиндрических очках.
-Подсудимый, вы обвиняетесь по статье номер сто шестнадцать закона «О несении административной и уголовной ответственности за угрозу национальной безопасности». Вы открыто критиковали систему управления и наведения РВМС, при этом вы и ваша исследовательская группа опубликовали в периодическом журнале, доступном к прочтению во всем мире, принцип работы системы наведения и управления РВМС, а так же все ошибки, недостатки и слабые места… Вы признаете себя виновным?
-Нет, ваша честь, не признаю – ответил мужчина, вытирая пот со лба.
-Подсудимый, вы проинформированы о поправке в законе, гласящей, что человека признавшего свою вину нельзя приговорить к высшей мере наказания? – раздался монотонный голос из-за полотна
-Да, проинформирован.
-В таком случае прошу всех сесть, мы приступаем.
-Ваша честь, защита вызывает первого свидетеля – это ученик подсудимого – Гордей.
Рыжеволосый мужчина, наряженный не парадно, как все, а скорее в траур поднялся с места и медленной походкой, как в тумане двинулся к небольшой трибуне.
-Свидетель, - раздался голос судьи – вы предупреждены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
-Да, предупреждён, Ваша честь.
-В таком случае защита может приступать
-Свидетель, как давно вы знакомы с Миттель Шпилем? – бойко подскочил с места адвокат
-Миттель Шпиль… - начал Гордей, но судья перебил его.
-Защита, прошу вас не называть обвиняемого по имени, а называть исключительно «обвиняемый» или «подсудимый».
-Хорошо – кивнул головой Гордей – Обвиняемый… - это слово так резало ему слух, что он тут же исправился – Подсудимый был моим куратором в университете, преподавал механику, технику, а так же руководил научными экспедициями. Затем наши пути ещё не раз пересекались: мы вместе работали в различных исследовательских и научных группах в шестьдесят втором, шестьдесят третьем, шестьдесят девятом годах, в шестьдесят седьмом на войне наши инженерные батальоны были совмещены и я попал под непосредственное командование Миттель… подсудимого. С конца шестьдесят девятого до генделуа семьдесят первого мы тесно сотрудничали в проекте «Карудда» о котором я не могу разглашать информацию. Всё это время мы находились в тесной дружеской связи.
-Свидетель, скажите, за всё время общения с подсудимым вы когда-нибудь слышали от него слова, критикующие власть Аквитании, угрожающие государственной безопасности?
-Нет, не слышал. Я не могу вспомнить все наши беседы, но будучи ярым патриотом я бы запомнил все его подобные высказывания.
-Свидетель, вы читали работу подсудимого, из-за которой сейчас идёт разбирательство?
- Да, читал. – Гордей сделал паузу и почувствовал страшный взгляд судьи, пронизывающий черное полотно, на своём затылке. Такие слова, вырванные из контекста, могли стоить ему жизни. - Читал уже непосредственно в журнале.
Гордей встретился взглядом с Миттель Шпилем, тот, услышав последние слова, улыбнулся и очень напомнил Гордею фотографию второго курса университета, где тогдашний куратор, а нынешний «подсудимый» со своей неизменной улыбкой смотрел из самого центра фотокарточки.
-И как вы расценили этот труд?
-Исключительно как научный труд, нацеленный на исправление ошибок. Я и все моё окружение, как человек просвещённый в этом предмете, могу вас заверить, что использовать эту информацию во вред нельзя, тем более, что с самой системы управления и наведения давно снят гриф секретности. Подсудимый работал с целью исправить все ошибки, понимаете?
Гордей посмотрел в сторону прокурора, тот молчал, хотя ожидалось, что на эту фразу последует справедливый протест, но обвинитель с тридцатилетним стажем молчал, а это значило, что он видит в этом свою выгоду. По спине свидетеля пробежали мурашки.
-Вопросов к свидетелю больше не имею – адвокат повернулся к чёрному полотну, ища самый центр, справедливо предполагая, что глаза судьи находятся примерно там.
-В таком случае… кхм – за чёрной завесой кто-то поперхнулся, раздались еле слышные глотки воды, звон ставящегося стакана и монотонный голос начал сначала – В таком случае вопросы может задавать обвинение.
-Свидетель, - прокурор смотрел Гордею прямо в глаза, из этих глаз веяло холодом – Не подскажите, какое сейчас время?
-Шесть семнадцать – с иронией в голосе, не задумываясь, ответил Гордей.
-Нет… сейчас военное время, я прав?
-Да – свидетель потупил взор, он понимал, к чему клонит полный юрист с идеально круглой лысиной.
-Вы утверждаете, что с системы управления и наведения был снят гриф секретности, но вы забыли одно но… известное как вам, так и обвиняемому, так и суду. Какое?
Гордей понимал, что отпираться смысла не имеет…
-За исключением военного времени, - зал тяжело вздохнул - но…
-Всё, ваша честь. Обвинение вопросов больше не имеет – не дожидаясь ответа из-за черноты, прокурор с видом победителя занял своё место.
-Свидетель, вы можете быть свободны, займите своё место…
Гордей как в тумане проплыл мимо стола, за которым сидел его учитель. Миттель Шпиль попытался поймать его за руку, что-то шепнул, но Гордей не заметил этого, а пошёл дальше. Он даже не заметил, как оказался в коридоре, вместо того, что бы сесть назад на своё место. Гордей просто не мог находиться там ни секунды. Он вспоминал взгляд Шпиля, с ненавистью вспоминал прокурора, разбившего одним махом его доводы. Он чувствовал, что «подсудимый», как почти привык называть своего учителя и друга ни сколько не винит его за ту не большую ложь, которую Гордей себе позволил, ведь он должен был быть одиннадцатым подсудимым, прочитав труд Миттель Шпиля до его издания, одобрившим его, но отказавшимся подписаться под статьей, так как сам не проверил всех данных. Никто из десяти ученых не считал его трусом и предателем, Гордей чувствовал это, но от этого он всё больше и больше чувствовал себя виноватым.
Гордей метался по коридору, пытаясь успокоиться, но успокоение проходило где-то мимо. Так незаметно прошло два часа, дверь зала слегка приоткрылась, и чей-то незнакомый голос шепнул: «пс-с-с, Гордей, заходи, сейчас будут выносить приговор». Гордей вошёл вслед за незнакомцем. Все уже стояли в ожидании вердикта. Мужчины заняли свои места.
-Присяжные, вы вынесли своё решение? – раздался голос судьи, Гордей пытался услышать нотку колебания, сомнение, жалости, но голос был слишком монотонен и сух.
-Да, восемь из девяти присяжных решили – виновен! Один воздержался.
-Ваш приговор?
-Смертная казнь. – Всё прозвучало так сухо и просто, будто люди говорили о прогнозе погоды на завтра, а не о жизнях десяти человек.
-Представитель совета, у вас будут возражения. – Все присутствующие повернули головы в сторону фигуры в бирюзовом балахоне, на которую раньше никто не обращал внимания. Капюшон опустился на плечи и Гордей узнал Ро. Струна надежды заиграла тяжелую мелодию, больше напоминающую барабанную дробь. Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
-Нет, Ваша честь, Совет не возражает.
Ро встретился взглядом с Гордеем и сразу же отвернулся. Сердце остановилось. Струна лопнула.
***
Самое главное, жду рецензию с вашим отношением к главным героям - Гордею и Ро
В общем цените... отзывы "понравилось"/"не понравилось" не канают.
Ро
читать дальшеПрисяжные смотрели на Гордея с жабной ненавистью. Он первый, кто не предложил им поделиться своим годовым доходом с судом, тем самым, нарушая вековые традиции Аквитании.
-Подсудимый, суд повторяет свой вопрос. Вы признаёте свою вину? – громкий голос разрезал гробовую тишину, притаившуюся в высоких куполах здания.
Мужчина лет сорока пяти сидел за широким столом и молча курил. Верховный суд пять лет назад разрешил подсудимым курить во время заседания, и все пользовались случаем накуриться вдоволь до заточения. Но Гордей не курил, он впервые взял сигарету в руки, чтобы не нарушать и этих традиций. Это бы окончательно свело присяжных с ума.
-Нет, Ваша Честь, я не признаю свою вину потому, что… - Гордей осёкся в ответ на толчок адвоката.
Присяжные ответили дружным ропотом.
-Ты что делаешь, мы же договорились… - неровным голосом, срываясь на визг, прошептал представитель защиты.
-Я даю тебе возможность отработать деньги, что ты получил – равнодушно ответил мужчина.
-Подсудимый, вы проинформированы о поправке в законе, гласящей, что человека признавшего свою вину нельзя приговорить к высшей мере наказания? – монотонно спросил судья.
-Да, Ваша честь… я проинформирован и осознаю все последствия, которые могут повлечь мои слова.
-Хорошо, предоставляется слово защите.
-Спасибо, Ваша честь – начало речи адвоката напоминало какой-то шотландский напев. – Кого вы видите перед собой? Это не равнодушный убийца, это жестокий грабитель, не ловкий жулик… Это математик-теоретик.
-Физик! – поправил Гордей и засмеялся.
-Прошу прощения… Физик! – исправился адвокат и продолжил – Он не совершил ничего аморального по человеческим меркам, не совершил ничего преступного против граждан нашей страны, он не покушался на государственную безопасность.
-Как же? – взвизгнул прокурор – Хочу напомнить вам, что мысли о порче оборонительных сооружений и государственного военного имущества наказуемо по законам военного времени согласно девятнадцатой поправке статьи сто восемьдесят шесть закона «О несении ответственности за угрозу государственной безопасности».
-Кхм… - кашлянул судья и неодобрительно покосился на прокурора. Номера такой поправки и статьи никто из присутствующих не знал, да и вероятнее всего такой не существовало, поправки редко превышали номера пять, в этом и заключалась ошибка прокурора, он даже закон сформулировал неверно, упустив слова «административной и уголовной» пред словом «ответственности», но замечания никто не сделал. Номеров статей и поправок не знал практически никто, но произносить их было положено по протоколу, хотя значение имела статья, по которой вынесено обвинение. Кстати, как с цинизмом заметил, Гордей обвиняли его по одной статье, а назывались разные цифры, но и на это, как обычно, никто не обращал внимания.
-Но военное время давно закончилось – возразил адвокат на подъёме.
-А законы никто не отменял – возмущённо выкрикнул противный маленький толстый присяжный в круглых цилиндрических очках, вскакивая с места. – Согласно поправке…
-Я прошу присяжных перестать выполнять обязанности обвинения и защиты. – Перебил его судья – продолжайте…
-Я повторяю он физик-теоретик! Он не планировал ничего уничтожать, он всего лишь предположил, что сплавы металлов, использованные в военных укрепительных сооружениях, не совершенны и могут быть уничтожены. Он разработал теорию по их разрушению направленно-циркулярным взрывом. Вот вы… - обратился адвокат к тому маленькому присяжному – насколько мне известно, вы - биолог. Вы можете сказать мне, что любой организм в идеальных условиях существования, хоть и идеально здоров, но слабее, чем организм, подвергающийся контактам с различными инфекциями. Система не станет лучше, если её расхваливать, но если критиковать… Мой подзащитный избрал именно этот путь. Он искал слабые места в системе, не для того, чтобы использовать их в целях собственной корысти, но для их исправления.
-Протестую! – Выкрикнул прокурор – Но если ОН не хотел использовать это в целях корысти, то ему не следовало разглашать эту информацию среди посторонних людей, который в свою очередь мог продать информацию потенциальному врагу. Это подходит под статью о разглашении информации, которая может навредить…
-Простите, перебью… - прервал его адвокат – Как вы могли заметить прокурор нарушил протокол не сказав номера статьи, я не говорю, что он не знает ничего в законах, но просто такой статьи нет. Если вы имели в виду статью номер девяносто шесть пункт три, то там говорится о разглашении информации, к которой обвиняемый имел доступ. О информации, к которой он пришёл своим умом, не говорится нигде. Скажу больше, если бы кто-то из посторонних людей, которые ему, кстати, приходились коллегами, использовал его мысли, то подзащитный смог бы уже сам подавать на них в суд. –Некоторые из присяжных засмеялись, но сразу замолчали после удара молотка судьи.
-Я прошу защиту быть уважительными к суду и не проявлять своё остроумие.
-Прошу прощения, Ваша честь. Но это напоминает мне дело номер девять тысяч пятьсот три от двадцать шестого октавра семьдесят второго года от образования, когда за публикацию в научном журнале статьи о ошибке в программе управления РВМС, десять учёных, трое из которых были ведущими научными деятелями Аквитании приговорили к расстрелу, а в последствии делом от седьмого ангелия семьдесят третьего года от образования приговор отменили. О своевременности напоминать не собираюсь.
-Я прошу не заносить в протокол слова защиты и присяжных не принимать к сведению при вынесении решения. Защита использует дело не имеющее никакого отношения к сегодняшнему.
-В таком случае я закончил. – Адвокат сел на место и склонился к Гордею – мог бы не смеяться, когда я давил на жалость. Видишь, присяжные против нас… зря ты отказался дать взятку.
-Пока ты там ораторствовал – с выражением лица, будто сейчас решают не его судьбу, прошептал Гордей – тут передали записку… тебе… держи.
Судья что-то громко говорил, прокурор стал, а адвокат, расплываясь в улыбке, словно увидел шикарный, неизбежный для соперника мат в несколько ходов, читал записку.
-Прошу прощения, Ваша честь. – Вскочил с места адвокат, если суд не возражает, я хочу пригласить свидетеля, о котором не имел возможности предупредить.
-Суд не возражает – ответил судья, успокоив несколько выкриков присяжных ударами молотка от стол.
-Это Ро! – торжественно произнёс адвокат и экранно указал на дверь.
***
В широкой зале было тихо, словно в радиусе пятисот миль не было ни одной живой души. Но это было не так. На трибуну поднялись двое в длинных балахонах и встали напротив друг друга.
-Я выношу кандидатуру на присвоение статуса божества нашему честному брату – Ро.
-Я возражаю – выбросил руку вперёд кто-то, из сидящих в первом ряду, - мы не смеем присваивать статус божества людям не прошедшим всех уровней знаний о мироздании. Это невежество.
Силуэт выпрямился и отошёл от широкой двери. В замочную скважину не было видно ровным счётом ничего. Можно было только немного слышать. Он ходил, качался, переминался с ноги на ногу и так уже пять часов. В зале шло какое-то непонятное заседание.
Вдруг дверь открылась, и из неё показался молодой парень, стягивающий через голову золотой балахон. Он пошёл в противоположную сторону, напевая себе под нос речитативом:
«Ско-Ро, будут говорить все о Ро,
Скоро будет время Ро, это будет очень скоро!»
-Ро, ты куда! - Окрикнул силуэт и побежал вслед за ним. Свет узкого окна мельком осветил его кучерявую голову, худощавое телосложение и стильные очки в прямоугольной оправе.
-А, Гордей, я тебя не заметил, ну как у тебя? – засиял белоснежной улыбкой Ро своему приятелю сверстнику.
-Меня взяли на физический. Сегодня проходил собеседование, а ты как?
-Мне приписали экзамен по мирозданию для присвоения статуса божества…. В общем, всё не так плохо – парень скомкал балахон, кинул в специальный ящик, и они вышли на улицу…
-Я никогда не понимал…. Ну зачем тебе это надо? Ты сам отдаёшь себе отчёт, что экзамен по мирозданию – это идиотизм. Если существует формула жизни, то она неразрешима, так как в ней слишком много неизвестных. Понимаешь? Первые, кто начали твоё дело придумали какую-то идею про мироздание и сейчас требуют от тебя слепой веры…
-Всё на свете слепая вера, даже все твои аксиомы.
-Ро, что происходит? – Гордей бросил не понимающий взгляд на товарища.
-Не знаю…
Со стороны парка раздавались крики. Из цветущих алей выбежали какие-то люди с огромными, разноцветными транспарантами и направились к главному зданию Совета.
-Гордей, сюда, живо. – Крикнул Ро другу и потащил за его шиворот с крыльца старой постройки, принадлежащей прошлому столетию.
Люди плотным кольцом окружили крыльцо практически сразу, как два приятеля успели отбежать. Гордей, остановившись через сто метров, оглянулся и закричал убегающему парню:
-Ро, что происходит, мать твою?
-Беги, дружище… лучше беги.
За их спинами люди скандировали: «Мы хотим знать правду! Мы хотим знать правду». Гордей собрал густую слюну с пересохшего рта, плюнул на дорогу и побежал за другом.
***
Спроектированное на стену изображение показывало взрывы, падающие самолёты и сожженные города. «Противник был отброшен назад на пятьдесят километров. По предварительным подсчётам потери после боя составили пятьсот человек, примерно поровну с каждой стороны. Точно стали известны фамилии шести солдат девятнадцатого технического батальона, погибших при разминировании четырёх стратегически важных объектов, оставленных за собой отступающими. Это…»
-Выключи – скомандовал мужчина лет тридцати в форме капитана армии Аквитании. Нашивки на его куртке говорили всего три вещи: звание, группу крови и принадлежность к определённому роду войск. Это был командир девятнадцатого технического батальона. Рядом собирала шприцы, бинты и лекарства в коробку, медсестра. Она была вызвана к контуженому капитану, оказавшемуся в опасной близости к эпицентру взрыва.
Капитан встал, снял куртку одетую только на одну руку, потому что вторая была только что забинтована, надел очки и начал что-то писать в толстую тетрадь. Через минуту перьевая ручка, окаймленная золотом, остановилась. Офицер швырнул её на стол, снял очки, откинулся в кресле и заплакал.
В коридоре раздались шаги, хруст битого стекла, на который кто-то наступал, и дверь комнаты открылась.
-Гордей, друг мой… - услышал за своей спиной капитан – здравствуй, давно не виделись.
Кресло повернулось, и помимо рыжей головы показалось и всё остальное. В кресле сидел Гордей с перевязанной рукой, весь его голый торс был покрыт шрамами, которые оставляли за собой осколки.
-Как жалко ты выглядишь…. Твоё призвание – физика, а не война.
Офицер посмотрел на гостя, пробежал по его фигуре облаченной в длинный балахон небесно голубого цвета. Он узнал этот голос, узнал это лицо, но был настолько убит произошедшим, что не мог обрадоваться явлению своего друга детства, Ро.
-Гордей, друг мой… - повторил Ро, его глаза выражали боль, но не физическую, даже не душевную… боль которую он впитывает из вне и пропускает через себя – твоё призвание – физика, но никак не война. Что ты делаешь с собой?
-Ро, что ты на себя напялил? – процедил сквозь зубы Гордей, помогая себе встать с кресла единственной дееспособной рукой. – Перешел на очередной уровень званий?
Воцарила гробовая тишина. Тусклый свет падал на лица друзей, отбрасывая тени на каждый изгиб скул, бровей. И эти тени казались настолько выразительными, что слов не надо было… говорили они, они и эмоции. Из комнаты вышли все, кто находился до прихода Ро, наверное, они ждали этого.
-Меня назначили хранителем ключа знаний – начал Ро, но Гордей перебил его.
-А меня заставили людей вести на смерть. – Крикнул капитан, отличавшийся поразительной сдержанностью. – Ты, правда, хочешь поговорить об этом?
-Нет, я вижу, ты не воспринимаешь меня как друга. А ведь я тот, кто помнит о тебе, наверное, гораздо больше чем другие.
-Ты, так думаешь? О чём ты хотел говорить. Садись! – Гордей небрежно подвинул обшарпанный табурет, и сам рухнул в кресло.
-Гордей, знаешь, быть может момент не самый подходящий, но ты сам знаешь, что для Совета нет такого понятия, как «деликатность». Нет такого понятия, как «подождать» и может быть момент не самый подходящий…
Гордей хорошо знал своего друга, который всю жизнь был прямолинеен и никогда не повторялся, сейчас Ро нервничал, и это сильно его настораживало.
-Давай ближе к делу, чего ты от меня хочешь? – выстрелил словами капитан. Ро поднял глаза и безразличным взглядом смотрел куда-то сквозь друга.
-Совет пытался договориться с правительством, но сам понимаешь…, военное время, на встречу никто идти не собирается, и мало того, оно издали пару законов запрещающих Совету вмешиваться во все военные дела Аквитании. Это оружие Империи… ну, которое подлежит незамедлительному уничтожению, согласно закону…
-Всё, замолчи…, я понял – перебил его Гордей и встал – Нет…, Сразу прошу избавить меня от предложений подумать. Это окончательное моё решение. Если мне поступит приказ, то будем говорить по-другому…
-Гордей, ты не понимаешь…, никто не понимает…, их нельзя уничтожать. Выдавай нам местонахождение объектов, ты спасешь своих людей, ты спасешь Аквитанию – Ро поднялся вслед за Гордеем, - Ты - мой друг, разве я смогу попросить тебя о том, что пошло бы тебе во вред?
-Знаешь что, Ро? – капитан резко повернулся к собеседнику – Ты – мне друг? Совет заботится обо мне и моих людях? Да я солдатам Империи доверяю больше, чем вам всем и тебе в частности – глаза Гордея пылали гневом – Они смотрят на меня, и я читаю в их глазах ненависть и желание убить меня. А ты? Что ты? Вы там шушукаетесь в своих залах за моей спиной, отсиживаетесь, постигаете законы мироздания, храните ключи знаний, мудрости, жизни, мира. Хрена ли они кому сдались эти ключи мира, когда война уже давно вошла в каждый дом…
-Гордей… - Ро протянул руку к плечу капитана.
-Замолчи, Ро… Вы шепчитесь за моей спиной, ко мне приходит человек в голубом платье, называет себя другом и советует: «Гордей, поверь мне… отдай то, не скажу что, тому, не скажу кому, затем, не скажу зачем. Предай родину. Так будет лучше». И все это… в мой день рождения. Уходи, Ро!
-Гордей, не забывай, что согласно поправке номер девятьсот четырнадцать от семнадцатого…
-Слышишь! Ты решил меня окончательно вывести из себя? Вам в совете вообще делать нечего? С дуба рухнули? Ну, сместили вы время на один день назад, только от этого ни я, ни они все – Гордей дернул гостя за плечо, развернув его лицом к потухшему проектору – не проживут на день больше. Я сказал, Ро… уходи, ты зря пришёл!
Ро молча опустил глаза: «Гордей, твоё призвание – физика, но никак не война, что же ты с собой наделал?». Балахон зашуршал, цепляясь за куски известки и битого стекла. В комнате стало пусто…
***
На улицах маленького городка было тихо, все жители прилипли к телевизорам. На первом и единственном этаже маленького домика на окраине городка мерцал голубоватый цвет «ящика», но звука не было.
-Папа, телевизор опять не хочет работать! – закричал десятилетний мальчишка и, пытаясь попасть с дивана ногой в тапок, начал слазить.
В комнату зашёл высокий мужчина в потрепанных джинсах, протирая большие круглые цилиндрические очки.
-Гордей, ты опять что-то не так переключил? Я тебе сколько раз запрещал самому включать телевизор. Что ты молчишь? Я тебя спрашиваю.
-Тиба, не кричи на ребёнка – отозвалась из кухни мать – сам собрал неработающий агрегат, сам и чини, а ребенка мне не порть, а то ещё заденешь самолюбие мальчика, пойдёт по твоим стопам. – Нежные, пахнущие свежим тестом, руки опустились на плечи ребёнка – правда, милый?
-Нет, - надулся ребёнок – я хочу быть как папа, я ему сделаю новый телевизор.
-Ну, вот приехали – ответила женщина, и комната наполнилась нежным смехом.
-Папа, тогда можно я пойду смотреть к Ро? – не дожидаясь ответа мальчик поднял глаза на мать – ну, пожалуйста!
-Я сейчас доделаю, ещё минуточку – прохрипел отец, уронив на пол маленький железный цилиндрик с миниатюрной вилкой на конце.
-Да, пусть идёт ребёнок. – хлопнула по плечу Гордея мать и добавила – к ужину не опоздай.
Гордей побежал обуваться, а тем временем в комнате шипение сменилось голосом диктора: «Сегодня пятнадцать суверенных государств ранее входящих в Единый Союз Наций официально оформили своё объединение в одно государство, провозглашённое Империей Союзных Наций. Теперь это самое большое государство, которое когда-либо существовало на нашей планете. Император сразу после иногурации объявил о разрыве всех отношений с Аквитанией и выступил с речью перед праздничной демонстрацией на главной площади…»
Мальчик заглянул в комнату, в телевизоре мелькали красные флаги, счастливые лица. Он задумался, почему не рады этому известию родители и выбежал из дома, хлопнув дверью.
Ро жил с отцом в доме через дорогу. Он был на два года старше Гордея, но это никак не влияло на их дружеские отношения. Дверь долго не открывали, наверное, потому что дом Ро был в три раза больше, и звонок могли не слышать. Мальчик встал на носки, дотянулся до звонка ещё раз, но не успел он позвонить, как дверь открылась. На пороге стоял отец Ро, всю жизнь будораживший воображение всех соседских детей. С той неизменной бородой, в неизменно бирюзовом балахоне, и неизменно доброжелательной улыбкой.
-Привет, Гордей, - вскрикнул Ро из-за спины отца – проходи.
Гордей прошмыгнул мимо мужчины, даже не поздоровавшись, после чего почувствовал себя крайне не удобно. «Ух, если об этом узнают родители, мне достанется» - подумал мальчик, поднимаясь по ступенькам вслед за другом.
-Смотри, что я тебе сейчас покажу – ухмыльнулся Ро, открывая дверь в свою комнату. – У меня новый аквариум.
В комнате приятно пахло какими-то полевыми цветами, это были любимые цветы мамы Ро, и этот запах последнее, что он помнил о ней. После её смерти отец ещё долго собирал их, а теперь это занятие перекочевало и к Ро. Большие окна наполняли комнату светом, но помимо этого, выходя на дорогу, демонстрировали людям благосостояние семьи. Вдоль стен были расставлены аквариумы разного объема, с разными лампами, кормушками, декорациями, но совершенно одинаковыми рыбками.
-Ро, но ведь рыбки точно такие же? Какой смысл иметь столько аквариумов, если у тебя одинаковые рыбы? – удивился Гордей.
-Ничего ты не понимаешь! Я смотрю, какие из них лучше будут расти. Вот этих я кормлю особым кормом, у этих больше воды, в этом аквариуме больше света, здесь температура выше, тут ниже, а в этот я натуральные растения заменил декорациями. Ничего ты не понимаешь.
Гордей действительно ничего не понимал. В его голове действительно зарождался аналитический ум ученого, но в вопросах экспериментов над животными он всегда будет категоричен.
-Ро, а у тебя телевизор идёт, а то у нас опять сломался?
-Да, идёт, только вот там ерунду какую-то показывают, так что ты думаешь о рыбках…?
***
Высокая арка дверей кабинета, у входа в который в угрюмом молчании ожидали трое членов совета в зелёных туниках, не могла сдержать весь грохот спора, разворачивающегося внутри.
- Ро, ты не можешь допустить этого! Ты сам знаешь, что этот приговор просто фикция. Да и всё судебное заседание тоже фикция.
- Гордей, ещё ничего не произошло, а ты уже поднимаешь панику. Успокойся. – ответил спокойный голос хранителя ключа знания.
-Ро, шесть присяжных из девяти в прессе резко критиковали действия Миттель Шпиля, осуждали его и доказывали его виновность, по-моему, это несколько больше, чем первый знак к тревоге. Ты имеешь право наложить табу на решение суда, так почему ты не можешь спасти жизнь десяти невиновным людям. Их статья не принесла никакого вреда, понимаешь? – Гордей кашлянул и сделал небольшую паузу – Ро, я никогда тебя не просил использовать свои возможности ради меня… это первый раз, когда…
-Гордей, друг мой… я знаю – с комнате воцарилась тишина – зато я просил тебя злоупотреблять своими полномочиями, когда это было необходимо всей Аквитании, но ты ответил отказом… ты должен меня понимать…
Ожидающие переглянулись и направили взгляд в плотно уложенный тонкими осколками мрамора пол. Из-за дверей раздался быстрый топот, дверь широко распахнулась, и из неё показался высокий, худощавый, рыжеволосый мужчина, перекинувший через плечо смятый пиджак, верхние две пуговицы рубашки были расстегнуты, выпуская наружу редкие рыжие волосы. Гордей неожиданно остановился, повернулся в сторону двери вытянул руку с выставленным худощавым указательным пальцем, несколько секунд потряс им в воздухе, словно хотел сказать что-то на последок, указывая на собеседника, но не нашёл слов и со всей силы хлопнул дверью. Дверь отворилась практически сразу, из неё показался Ро, лицо его потускнело, опало, и хранитель ключа знаний выглядел на десять лет старше.
-Гордей, вернись! – Ро крикнул в след, достающему из левого кармана брюк смятый галстук Гордею, но тот только отмахнулся.
-Господа присяжные, защита и обвинение. – Начал свою речь судья, по традиции закрытый от глаз толстым чёрным полотном. – Мы присутствуем на разбирательстве дела номер девять тысяч пятьсот три от двадцать шестого октавра семьдесят второго года от образования. Подсудимый, суд просит Вас встать.
Из-за стола поднялся тучный, полностью поседевший мужчина в больших цилиндрических очках.
-Подсудимый, вы обвиняетесь по статье номер сто шестнадцать закона «О несении административной и уголовной ответственности за угрозу национальной безопасности». Вы открыто критиковали систему управления и наведения РВМС, при этом вы и ваша исследовательская группа опубликовали в периодическом журнале, доступном к прочтению во всем мире, принцип работы системы наведения и управления РВМС, а так же все ошибки, недостатки и слабые места… Вы признаете себя виновным?
-Нет, ваша честь, не признаю – ответил мужчина, вытирая пот со лба.
-Подсудимый, вы проинформированы о поправке в законе, гласящей, что человека признавшего свою вину нельзя приговорить к высшей мере наказания? – раздался монотонный голос из-за полотна
-Да, проинформирован.
-В таком случае прошу всех сесть, мы приступаем.
-Ваша честь, защита вызывает первого свидетеля – это ученик подсудимого – Гордей.
Рыжеволосый мужчина, наряженный не парадно, как все, а скорее в траур поднялся с места и медленной походкой, как в тумане двинулся к небольшой трибуне.
-Свидетель, - раздался голос судьи – вы предупреждены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
-Да, предупреждён, Ваша честь.
-В таком случае защита может приступать
-Свидетель, как давно вы знакомы с Миттель Шпилем? – бойко подскочил с места адвокат
-Миттель Шпиль… - начал Гордей, но судья перебил его.
-Защита, прошу вас не называть обвиняемого по имени, а называть исключительно «обвиняемый» или «подсудимый».
-Хорошо – кивнул головой Гордей – Обвиняемый… - это слово так резало ему слух, что он тут же исправился – Подсудимый был моим куратором в университете, преподавал механику, технику, а так же руководил научными экспедициями. Затем наши пути ещё не раз пересекались: мы вместе работали в различных исследовательских и научных группах в шестьдесят втором, шестьдесят третьем, шестьдесят девятом годах, в шестьдесят седьмом на войне наши инженерные батальоны были совмещены и я попал под непосредственное командование Миттель… подсудимого. С конца шестьдесят девятого до генделуа семьдесят первого мы тесно сотрудничали в проекте «Карудда» о котором я не могу разглашать информацию. Всё это время мы находились в тесной дружеской связи.
-Свидетель, скажите, за всё время общения с подсудимым вы когда-нибудь слышали от него слова, критикующие власть Аквитании, угрожающие государственной безопасности?
-Нет, не слышал. Я не могу вспомнить все наши беседы, но будучи ярым патриотом я бы запомнил все его подобные высказывания.
-Свидетель, вы читали работу подсудимого, из-за которой сейчас идёт разбирательство?
- Да, читал. – Гордей сделал паузу и почувствовал страшный взгляд судьи, пронизывающий черное полотно, на своём затылке. Такие слова, вырванные из контекста, могли стоить ему жизни. - Читал уже непосредственно в журнале.
Гордей встретился взглядом с Миттель Шпилем, тот, услышав последние слова, улыбнулся и очень напомнил Гордею фотографию второго курса университета, где тогдашний куратор, а нынешний «подсудимый» со своей неизменной улыбкой смотрел из самого центра фотокарточки.
-И как вы расценили этот труд?
-Исключительно как научный труд, нацеленный на исправление ошибок. Я и все моё окружение, как человек просвещённый в этом предмете, могу вас заверить, что использовать эту информацию во вред нельзя, тем более, что с самой системы управления и наведения давно снят гриф секретности. Подсудимый работал с целью исправить все ошибки, понимаете?
Гордей посмотрел в сторону прокурора, тот молчал, хотя ожидалось, что на эту фразу последует справедливый протест, но обвинитель с тридцатилетним стажем молчал, а это значило, что он видит в этом свою выгоду. По спине свидетеля пробежали мурашки.
-Вопросов к свидетелю больше не имею – адвокат повернулся к чёрному полотну, ища самый центр, справедливо предполагая, что глаза судьи находятся примерно там.
-В таком случае… кхм – за чёрной завесой кто-то поперхнулся, раздались еле слышные глотки воды, звон ставящегося стакана и монотонный голос начал сначала – В таком случае вопросы может задавать обвинение.
-Свидетель, - прокурор смотрел Гордею прямо в глаза, из этих глаз веяло холодом – Не подскажите, какое сейчас время?
-Шесть семнадцать – с иронией в голосе, не задумываясь, ответил Гордей.
-Нет… сейчас военное время, я прав?
-Да – свидетель потупил взор, он понимал, к чему клонит полный юрист с идеально круглой лысиной.
-Вы утверждаете, что с системы управления и наведения был снят гриф секретности, но вы забыли одно но… известное как вам, так и обвиняемому, так и суду. Какое?
Гордей понимал, что отпираться смысла не имеет…
-За исключением военного времени, - зал тяжело вздохнул - но…
-Всё, ваша честь. Обвинение вопросов больше не имеет – не дожидаясь ответа из-за черноты, прокурор с видом победителя занял своё место.
-Свидетель, вы можете быть свободны, займите своё место…
Гордей как в тумане проплыл мимо стола, за которым сидел его учитель. Миттель Шпиль попытался поймать его за руку, что-то шепнул, но Гордей не заметил этого, а пошёл дальше. Он даже не заметил, как оказался в коридоре, вместо того, что бы сесть назад на своё место. Гордей просто не мог находиться там ни секунды. Он вспоминал взгляд Шпиля, с ненавистью вспоминал прокурора, разбившего одним махом его доводы. Он чувствовал, что «подсудимый», как почти привык называть своего учителя и друга ни сколько не винит его за ту не большую ложь, которую Гордей себе позволил, ведь он должен был быть одиннадцатым подсудимым, прочитав труд Миттель Шпиля до его издания, одобрившим его, но отказавшимся подписаться под статьей, так как сам не проверил всех данных. Никто из десяти ученых не считал его трусом и предателем, Гордей чувствовал это, но от этого он всё больше и больше чувствовал себя виноватым.
Гордей метался по коридору, пытаясь успокоиться, но успокоение проходило где-то мимо. Так незаметно прошло два часа, дверь зала слегка приоткрылась, и чей-то незнакомый голос шепнул: «пс-с-с, Гордей, заходи, сейчас будут выносить приговор». Гордей вошёл вслед за незнакомцем. Все уже стояли в ожидании вердикта. Мужчины заняли свои места.
-Присяжные, вы вынесли своё решение? – раздался голос судьи, Гордей пытался услышать нотку колебания, сомнение, жалости, но голос был слишком монотонен и сух.
-Да, восемь из девяти присяжных решили – виновен! Один воздержался.
-Ваш приговор?
-Смертная казнь. – Всё прозвучало так сухо и просто, будто люди говорили о прогнозе погоды на завтра, а не о жизнях десяти человек.
-Представитель совета, у вас будут возражения. – Все присутствующие повернули головы в сторону фигуры в бирюзовом балахоне, на которую раньше никто не обращал внимания. Капюшон опустился на плечи и Гордей узнал Ро. Струна надежды заиграла тяжелую мелодию, больше напоминающую барабанную дробь. Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
-Нет, Ваша честь, Совет не возражает.
Ро встретился взглядом с Гордеем и сразу же отвернулся. Сердце остановилось. Струна лопнула.
***
-
-
05.07.2005 в 11:05